Онлайн книга «Татьяна и Александр»
|
– У нас все получилось, Паша, – сказал он. – Успенский, бечевку! Он привязал конец цилиндра к бечевке, которой обмотал шею Паши, чтобы ручка держалась и не соскальзывала. – Через какое время отек спадет? – спросил Александр. – Откуда я знаю? – отозвался Успенский. – Все люди с отеком гортани, которых я видел, умирали до того, как спадал отек. Так что я не знаю. Паша лежал на коленях у Александра, неровно и восторженно дыша через грязную пластиковую трубку, пока Александр глядел на его мужественное, покрытое грязью лицо, думая о том, что вся война свелась к ожиданию смерти, а в это время через пустой цилиндр сломанной советской авторучки к Паше возвращалась жизнь. В какой-то миг перед ним вставал Гриньков, потом Маразов, потом Веренков без очков. В следующую минуту он видел Теликова, Еременко, Дашу. Сам Александр в какое-то мгновение был жив, а в следующее – лежал на льду Ладоги, истекая кровью, и его обледеневшая одежда тянула его на дно. Минуту спустя он живой лежал лицом вниз на льду в окровавленном белом маскировочном халате. Каска слетела с головы. И еще Александр знал, что он любим. Один глубокий вдох, одно мучительное мгновение – так он был любим. – Паша, ты меня слышишь? – спросил Александр. – Моргни, если слышишь. Паша моргнул. Сжимая губы, прерывисто дыша, Александр вспоминал стихотворение «Фантазия опустившегося джентльмена холодной, горькой ночью»: Изящество скрипок звучащих манило меня И молнии пяток сверкающих над мостовой… Теперь знаю я, Что тепло поэтично весьма. Уменьши, Господь, В дырочках звезд одеяло небес, Чтоб мог под него, удобно свернувшись, залезть[5]. Глава 26 Нью-Йорк, октябрь 1944 года Эдвард Ладлоу вошел в двойные двери госпиталя на острове Эллис и вытащил Татьяну за руку в коридор. – Татьяна, это правда – то, что я видел? – Не знаю. Что ты видел? – (Ладлоу был бледен от волнения.) – Что? – Это правда? Я видел списки медсестер Красного Креста, отправляемых в Европу, и в них было имя Джейн Баррингтон. Скажи, что это другая Джейн Баррингтон, просто совпадение. – (Татьяна молчала.) – Нет. Прошу тебя. Нет. – Эдвард… Он взял ее за руки: – Ты говорила с кем-нибудь об этом? – Нет, конечно нет. – О чем ты думаешь? Американцы сейчас в Европе. На Гитлера напирают по двум фронтам. Война скоро закончится. Нет причин ехать. – Лагеря военнопленных отчаянно нуждаются в лекарствах, продуктах, посылках и уходе персонала. – Татьяна, их обеспечивают уходом. Другие медсестры. – Если им хватает персонала, то почему армия просит прислать волонтеров из Красного Креста? – Да, других волонтеров. Не тебя. – Она не ответила, и Эдвард взволнованным голосом продолжил: – Господи, Татьяна, что ты собираешься делать с Энтони? – Я хотела оставить его с двоюродной бабушкой в Массачусетсе, но, думаю, она не справится с маленьким мальчиком. – Татьяна увидела недоуменное выражение в глазах Эдварда и отняла свои руки. – Эстер сказала, что я смогу оставить его с ней. Она говорит, ее экономка Роза поможет присматривать за ребенком, но я считаю, это не очень хорошая идея. – Ты так считаешь? Татьяна не отреагировала на сарказм в его голосе и просто сказала: – Я подумала, что оставлю его с Изабеллой… – С Изабеллой? Совершенно чужим человеком? – Не совершенно чужим. Она предложила… – Таня, она не знает того, что знаю я. Она не знает того, что знаешь ты. Но я знаю кое-что, чего не знаешь даже ты. Скажи правду, ты едешь, чтобы попытаться найти своего мужа? |