Книга Татьяна и Александр, страница 181 – Полина Саймонс

Сам факт неясности заставлял ее думать об этом все меньше. Бессмысленность этого слова умаляла его в ее глазах, вместо того чтобы усиливать. Это не было названием леса, или деревни, или крепости, или именем генерала. Все больше и больше это слово казалось ей ничего не значащей ремаркой, не имеющей отношения к самому Александру, а чем-то вроде упомянутой вскользь шутки, которая тут же забывалась на фоне более важных вещей. Это было не посланием, а ремаркой в сторону. А потом Александр оказался в озере, и все должно было забыться. Это слово забылось, потому что происшедшее после было неизмеримо важнее.

Но медаль, медаль? Медаль Героя Советского Союза? Как она оказалась в ее рюкзаке?

Однако в конечном итоге Татьяна нашла объяснение и этому. Когда доктор Сайерз впервые рассказал ей об Александре, возможно, он забыл сказать, что снял медаль с гимнастерки умирающего человека, а потом более важные события заслонили все. Наверное, он собирался сказать ей, что положил медаль в потайной кармашек ее рюкзака, чтобы она не сразу нашла ее, а в последний момент забыл сделать это.

Она не поехала в Европу.

Польша, ноябрь 1944 года

Александр спал сидя, прислонившись спиной к дереву и держа голову Паши на коленях. На рассвете отек горла у Паши уменьшился. Он закрыл пальцем отверстие пластиковой трубки и сделал несколько судорожных вдохов через рот. Александр, подбадривая его, с помощью пластыря частично заклеил отверстие трубки, однако отказался вынуть трубку, беспокоясь, что, если она опять понадобится Паше, он не сможет повторить операцию. Паша закрыл указательным пальцем отверстие трубки и прохрипел:

– Заклей ее, я не могу разговаривать, когда она открыта.

Александр заклеил конец и несколько минут смотрел, как Паша, разбрызгивая слюну, пытается глубоко дышать.

– Александр, послушай, – еле слышно прошептал он. – У меня есть идея. Отнеси меня на спине с этой ничейной земли на линию обороны. На мне все еще немецкая форма, так?

– Да.

– Ты спасешься с помощью моей немецкой формы. Если хочешь спасти его… – он указал на Успенского, тяжело дыша, – пусть понесет одного из раненых немцев. У нас они остались или все мертвы?

– По-моему, у нас есть один с сотрясением мозга.

– Отлично. – Вдох. – Сдайтесь в плен, неся на себе их раненых. Это спасет вашу жизнь.

– Другие трое могут идти.

– Хорошо. Но держи все под контролем, не разрешай пленным говорить за тебя. Когда доберешься до линии обороны, скажи: «Schießen Sie nicht» – «Не стреляйте».

– Это все, что я должен сказать? – спросил Александр. – Почему мы не сказали этого в сорок первом? Или даже в тридцать девятом, уж если на то пошло?

Он улыбнулся. Паша тяжело дышал.

– Что вы двое там замышляете? – прислушиваясь, спросил Успенский. – Не собираетесь сдаваться в плен? – (Александр не ответил.) – Капитан, ты же знаешь, что нам нельзя сдаваться.

– И отступать тоже нельзя.

– Мы не отступаем. Мы остаемся на месте. Будем ждать подкрепления.

Паша и Александр переглянулись.

– Мы сдаемся в плен, Успенский. У меня раненый боец. Ему требуется немедленная помощь.

– Ну, я на это не пойду. Нас убьют, – заявил Успенский. – И потом наша армия откажется от нас.

– Кто сказал, что мы вернемся к нашей армии? – поднявшись с помощью Александра, спросил Паша.

– Ну, ты, хорош болтать! Конечно, тебе, ходячему мертвецу, нечего терять и некуда идти, но у остальных дома остались родные.