Книга Татьяна и Александр, страница 183 – Полина Саймонс

– О-о, просто классно, твою мать! – воскликнул Успенский. – Я пойду. Но скажу, что делаю это против воли.

– Ты всю войну делал все против воли. Назови хотя бы одну вещь, которую ты делал по собственному желанию. – (Успенский промолчал.) – Паша вот думает, что тебе негоже жить со свиньями, лейтенант.

– Но ты защищал меня, капитан.

– Точно. Ты был мне хорошим другом, Николай. Я не могу оставить тебя здесь. Пошли.

Мужчины сложили оружие.

Идя вслед за двумя здоровыми прихрамывающими немцами, Александр нес Пашу на спине. Успенский тащил немца с ранением головы, а Демко – пленного с сотрясением мозга. Они двигались цепью через лес, мимо поваленных деревьев и окопов, мимо блиндажей, сквозь заросли кустарника. Безоружный Александр медленно подошел к немецкой линии обороны, протянувшейся примерно на полкилометра. Он понимал, что, сколько бы он ни кричал: «Не стреляйте!» – его не послушают. Поэтому он отошел на километр в сторону.

Он был остановлен криками из леса:

– Halt! Bleiben Sie stehen. Kommen Sie nicht naheres!^[6]

Александр различил двоих часовых с автоматами. Он остановился и не подходил ближе, как им было велено.

– Schießen Sie nicht! Schießen Sie nicht! – прокричал он в ответ.

Паша прошептал ему на ухо:

– Скажи им, что у тебя с собой раненые немцы. Wir haben verwundetes Deutsch mit uns.

Александр повторял вслед за Пашей:

– Wir haben…

– Verwundetes…

– Verwundetes Deutsch mit uns.

Ответом была тишина со стороны немцев. Видимо, они совещались.

Александр поднял свое окровавленное, когда-то белое, полотенце:

– Wir übergeben! Мы сдаемся.

– Отлично! – произнес Паша. – Значит, тебя научили это говорить, только запретили это делать.

– Я научился в Польше, – сказал Александр, размахивая полотенцем. – Verwundetes Deutsch! – снова выкрикнул он. – Wir übergeben!

Немцы взяли четверых из них в плен. Они отвели Пашу и других немцев в медицинскую палатку, зашили Паше горло, дали ему антибиотики. Потом допросили Александра: зачем он взял в плен немцев, хотя это было против советской политики? Они также допросили немецких солдат, узнав от них, что Паша, о котором позаботились как о немце, на самом деле не немец. Они быстро забрали у Паши его немецкую форму, как и звание, облачили в одежду военнопленных и, когда ему стало лучше, отправили его, Александра и Успенского в лагерь Офлаг в Катовице в Польше, а ефрейтора Демко, как срочнослужащего, – в Шталаг.

Александр понимал: их пощадили только потому, что они пришли не с оружием, а с ранеными немцами. Немцы считали советских людей хуже животных, так как они оставляли своих солдат умирать на поле боя от ран. Александра, Успенского и Демко пощадили, поскольку они вели себя как человеческие существа.

Паша еще раньше рассказывал Александру, что у немцев есть два типа лагерей для военнопленных, и он оказался прав. Их лагерь был разделен на две части: одна – для пленных союзных войск, другая – для советских. В лагерях для союзников с пленными обращались согласно военным законам. В этих лагерях был вывешен текст Женевской конвенции 1929 года об обращении с пленными. В лагерях для советских пленных, отделенных от лагерей для союзников колючей проволокой, с пленными обращались согласно законам Сталина. Им не оказывалась медицинская помощь, а кормили их только хлебом с водой. Их допрашивали, избивали, мучили и в конечном итоге оставляли умирать. Самих советских пленных принуждали рыть могилы для павших товарищей.