Онлайн книга «Татьяна и Александр»
|
Если бы Александр отбывал свой первый срок во Владивостоке, тот почти закончился бы. – Вот именно! Ты, ты! Господи, опять о тебе! Вся моя жизнь, начиная с того проклятого дня, когда мне жутко не повезло и я оказался в Морозове на соседней с тобой койке, крутилась вокруг тебя. Почему я должен отбывать двадцать пять долбаных лет только потому, что какая-то чертова медсестра положила меня на соседнюю койку? – Он гремел цепями. Другие заключенные, хотевшие спать, без обиняков попросили его заткнуться. – Чертова медсестра была моей женой, – тихо произнес Александр. – Так что видишь, дорогой Николай, насколько нерасторжимо твоя судьба связана с моей. Успенский надолго замолчал. – Я этого не знал, – наконец сказал он. – Ну конечно. Медсестра Метанова. Вот где я раньше слышал ее имя. Я не мог понять, почему Пашина фамилия кажется такой знакомой. – Он помолчал. – Где она сейчас? – Не знаю, – ответил Александр. – Она тебе пишет? – Ты же знаешь, я не получаю писем. И не пишу писем. У меня только одна сломанная пластмассовая ручка. – Но как так? Она была тогда в госпитале, а потом вдруг пропала. Она вернулась к своим родным? – Нет, они умерли. – А твои родные? – Тоже умерли. – Так где же она? – пронзительным голосом спросил он. – Что это, Успенский? Допрос? – (Успенский не ответил.) – Николай? Успенский не отвечал, и Александр закрыл глаза. – Они мне обещали, – прошептал Успенский. – Клялись мне, что со мной все будет в порядке. – Кто? – спросил Александр, не открывая глаза, но Успенский молчал. – Кто обещал? – Александр открыл глаза и сел. Успенский отодвинулся от него, насколько позволяла цепь. – Никто, никто, – пробубнил он и, украдкой взглянув на Александра, дернул плечами. – Эта история стара как мир, – стараясь не выдать эмоций, начал он. – Ко мне пришли в сорок третьем, вскоре после нашего ареста, и сказали, что есть два варианта: меня могут расстрелять за преступления, совершенные по пятьдесят восьмой статье. Это был первый вариант. Я подумал и спросил про второй. Они ответили мне, – продолжил он нарочито равнодушным тоном человека, которому на все наплевать, – что ты опасный преступник, но нужен для военных действий. При этом они подозревали тебя в ужасных преступлениях против государства, однако, поскольку наше общество, оставаясь верным законам конституции, желало защитить твои права, тебе на какое-то время сохранили жизнь, но в конечном итоге тебе пришлось бы повеситься. Так вот почему Успенский не отходил от него. – И тебя попросили быть моей удавкой. Да, Успенский? – Александр схватил ножные кандалы. Успенский не ответил. – Ох, Николай, – тусклым голосом произнес Александр. – Постой… – Не говори ничего больше. – Послушай… – Нет! – закричал Александр, бросаясь на Успенского, схватил его за загривок и не в силах сдержать гнев стукнул его головой о стену вагона. – Ничего больше не говори. Красный, задыхающийся Успенский, не пытаясь освободиться, хрипло прошептал: – Послушай меня… Александр вновь двинул Николая головой о стену. Кто-то несмело сказал: – Полегче там. Никто не хотел ввязываться. Человеком меньше, и кому-то достанется лишний кусок хлеба. Успенский хрипел. Из-за ушибленного затылка у него пошла носом кровь. Он не сопротивлялся. Александр ударил его в лицо, и Успенский свалился с нар на пол. Потом Александр пнул его сапогом и напугал самого себя. Он был опасно близок к тому, чтобы сгоряча убить человека. Это не было похоже на внезапную и непреодолимую вспышку гнева к Слонько. К его злости на Успенского примешивалась ярость на себя за то, что ослабил бдительность, а также черная боль оттого, что его так долго предавал близкий ему человек. От этого Александр становился слабее, а не сильнее. Отступив от Успенского, Александр опустился на нары. Они с Успенским оставались прикованными друг к другу. |