Книга Альфа для центавры, страница 29 – Людмила Вовченко

В зале кто-то шумно выдохнул. На три шага левее пожилой мужчина поднял ладонь — не прерывая, просил «можно?». Татьяна кивнула.

— Я — Радас, — представился он. — Мастер водных куполов. Я слушаю, как звучит слово «мы» в вашем голосе. Оно не «против». Оно «за». Это важно. — Он перевёл взгляд на троицу. — Вы подтвердите защиту? Прямо и публично?

— Да, — сказал Рион.

— Да, — произнёс Элиан.

— Да, — отрезал Каэль.

— Тогда мы ставим круг, — заключил Радас. — На ваших женщин. На ваш дом. И на ваше «нет».

— Спасибо, — сказала Татьяна. — Но есть ещё одна вещь. — Она на секунду замолчала, выбирая тон. — Улыбки клана Орт — это не «мир». Это — вежливость, за которой часто прячется насилие. Мы слышим улыбку, когда это шипение. И будем говорить вслух, если шипение усилится. Здесь, в этом зале. Без кулуаров.

— Это — по-настоящему по-нашему, — тихо произнесла Саира, и в голосах вокруг прошёл лёгкий, одобрительный ропот — как ветер в листьях.

— И ещё, — добавила Татьяна, — если кто-то из ваших мужчин снова захочет «подарить знак уважения» на мою руку — пусть сначала спросит у Совета. И у меня. В таком порядке.

На последних словах из глубины зала кто-то невольно хохотнул. Элиан не улыбнулся, но серебро в его глазах стало теплее. Рион кивнул коротко и с явным одобрением. Каэль усмехнулся открыто: «наконец-то кто-то сказал это вслух».

Совет завершился проще, чем ожидалось: не было «взвешиваний» и «если», было короткое «ставим круг» и длинное «будем рядом». Клан Орт не объявляли вслух — но воздух помнил их имя, как оставленный на столе нож: мы видим, мы не трогаем, но это нож.

* * *

Ночь пришла тихо. Дом звучал шепотом, женщины смеялись в своих комнатах — тихо, устало, как смеются люди, которые сегодня жили, а не выживали. Татьяна вышла на террасу, положила ладони на камень и вспомнила слова Саиры: «положи ладонь на воду и попроси её помнить».

— Какая я, к чёрту, мистичка, — усмехнулась она, но всё равно спустилась к лужайке, где в камне была чаша с водой — купольный «зеркальник». Вода в нём всегда была гладкой, как стекло.

Она опустила ладонь. Вода охватила кожу прохладой, как дыхание. Татьяна закрыла глаза и сказала шёпотом:

— Помни добрые слова. Помни наш смех. Помни — что мы «мы».

Пальцы вдруг кольнуло тёплым — не болью, а как если бы вода кивнула. На секунду поверхность дрогнула, и в слабом свете зелёной луны Татьяне показалось — или и правда? — что на воде тонко, ниточной вязью, всплыло её имя. Не полностью, конечно; три лёгких штриха, три волны: «Та—я—на». Потом всё исчезло.

— Тебя слышно за три комнаты, — раздался рядом голос Каэля. — Когда ты шепчешь воде.

— Значит, мне нужно шептать громче, — ответила она не оборачиваясь.

— Значит, тебе нужно спать, — сказал он, уже мягче. — Ты день держала круг, ночь — не твоё время. Ночь — работа других.

— Которых «других»? — спросила она и подняла глаза. Элиан стоял в двух шагах, как тень света. Рион — в дверях, как тёплая арка. Они не перегораживали ей путь — они были путём.

— Тех, кто будет сидеть на перилах и считать волны, пока ты спишь, — ответил Рион, простодушно и честно.

— Тех, кто успокоит дом, если он вспомнит плохое слово, — добавил Элиан.

— Тех, кто отрежет руку, если она потянется не туда, — завершил Каэль.

— Красиво живёте, — сказала Татьяна. — Как в сказке для взрослых.