Книга Веди меня через бури горы Химицу, страница 107 – Мицуно Вацу

Тогда я решила, что больше не буду спать.

Зима окончательно вошла в свои права, и я поняла, почему некоторые называли Гокаяму снежной тюрьмой. Бури спускались с гор едва ли не ежедневно, заметая улицы, тропинки и ложась непроходимыми сугробами, достигающими окон.

Мастер Мэнэбо предлагал мне ночевать в тясицу, чтобы лишний раз не выходить на улицу и не пробираться по снегу до хижины, но я слишком боялась навредить ему в те редкие минуты сна, в которые погружалась не по своей воле, но по воле измученного тела и разума. Мне продолжали сниться эти ужасные реальные сны, посланные тенями.

Пару раз я снова оказывалась в доме адмирала Пелью. Всё повторялось: путь по коридору, разглядывание портретов, попытка убийства… Но всякий раз мне удавалось вспомнить о родителях, Таичи, миссис Тисл – обо всех людях, которые заставляли меня не терять человечность.

Были и новые сны. Их отголоски преследовали меня и прошлой зимой, но в этот раз мне казалось, что я действительно перемещалась с места на место. Например, в одну из ночей я оказалась в покачивающейся каюте какого-то судна. В ней дурно пахло жировыми свечами и алкоголем. За щербатым столом сидел сгорбленный старик с загорелым лицом, испещрённом глубокими морщинами. Одет он был в потасканную тельняшку, а на седых волосах криво сидела английская морская шапочка. Старик что-то шептал, не слыша моего приближения. Заглянув ему через плечо, я увидела, как он дрожащими руками заполняет страницы дневника. В уголке каждой страницы неровным почерком было выведено имя: Мэллард. Оно казалось мне странно знакомым, как будто я слышала его от графа, но вспомнить контекст не могла.

Уже привычные тени заполнили каюту, шепча свои неизменные призывы заморозить солнце. Однако, в отличие от адмирала Пелью, старик Мэллард, казалось, чувствовал их присутствие.

Он вздрогнул, резко оборачиваясь ко мне, и хрипло выдохнул:

– Я знал, что так будет.

– Знали? – спросила я, почти сразу кривясь от диких криков теней, раздавшихся в моей голове.

– Не говори с ним! Заморозь его! Убей его! Мы приказываем!

– Двадцать лет… Двадцать лет я ждал, что за огонь на чужой воде придётся заплатить… – шептал старик, опускаясь передо мной на колени. – Двадцать лет я чувствовал приближение расплаты. Забери меня. Только меня. Не трогай тех, кто был тогда молод и глуп.

Его пересохшие губы дрожали, а мутные старческие глаза словно уже глядели из-за пелены смерти. Быть может, именно поэтому он видел меня и тени. Руки сами потянулись вперёд. Они опять были покрыты убивающим льдом.

– Видишь, он сам понимает, что виноват, сам жаждет смерти… Если убьёшь его, мы дадим тебе выспаться, больше не будем тревожить каждую ночь…

Что бы ни говорили тени, я видела перед собой лишь напуганного старика, который боялся не за свою жизнь, а молил меня не трогать кого-то другого. Точно так же адмирал Пелью сталкивал с кровати жену в попытке спасти хотя бы её.

И вновь мне удалось побороть соблазн послушаться теней. Да, я смертельно устала и не была уверена, что перенесу ещё хоть ночь с такими снами. Но зато мне было точно известно, что убивать я не стану.

Кошмар закончился, как и предыдущие, возвращая меня в комнату в хижине.

На следующую ночь меня перенесло уже в другое место – с любовью обставленную детскую. Тени требовали от меня убить детей, мирно спящих в их кроватках. Они снова обещали оставить меня в покое, если послушаюсь. Но я отказывалась… Ночь за ночью я чувствовала, что скорее умру сама, чем сделаю то, чего от меня требовали эти бестии, кем бы они ни были.