Книга Веди меня через бури горы Химицу, страница 125 – Мицуно Вацу

Конечно, лучше всего я помнил вкус её губ. Сладковатый, морозный, и в то же время тёплый… Я помнил, как сжимал её талию, как хоть ненадолго касался порозовевших щёк. Как она податливо раскрывала губы, позволяя мне почувствовать себя желанным для той, кого желал я.

У меня были чувства к Минори. А если называть всё своими именами, то у меня были чувства к Мине Картер, гайдзинке и потомку человека с корабля, заставившего воду Дэдзимы гореть.

«И что?! Разве виновата она в том, что произошло, когда её ещё на свете не было? Не больше, чем виноват я».

Безумец. Я думал о каких-то кораблях и прошлом, при этом зная, что девушка, которая встревожила моё сердце, была ёкаем. Почему-то это меня шокировало меньше…

Быть может, потому, что подсознательно я знал, что снег в комнате Минори, пошедший вскоре после того, как я принёс её в дом, действительно был реальным. Думаю, я всегда знал, что она – юки-онна. Просто не думал об этом, не хотел видеть в ней ёкая, которыми меня пугали с детства. И мать наверняка знала, потому и не могла простить ей отсутствие даров.

И всё же я осознавал, что Минори сама много не понимала. Теперь я склонен был поверить в её историю с перемещением из Англии. Думаю, правда, которой мы не искали, свалилась столь внезапно на нас обоих.

«Что мне делать? – думал я, вспоминая, что оставил Минори одну. – Её ранили, она страдала с самого начала зимы, а я просто ушёл, назвав её врагом из-за чего-то слишком старого, чтобы иметь значение в настоящем».

Другие чувства постепенно возвращались. Например, злость. Я злился на себя за слабость, за то, что не мог сделать выбор ни в сторону принятой в моей стране чести, ни в сторону собственных решений, которые считал правильными. Злился на Минори за то, что она молчала, когда я приходил в тясицу, не рассказала о том, что её тревожит, и мучилась в одиночестве. Злился на неё за то, что она так легко отослала меня прочь, а после ответила на поцелуй так, будто у нас была надежда.

«Надежда… Она может появиться только если каким-то чудом злой рок, нависший над моей семьёй, исчезнет, Минори перестанет страдать от чьего-то влияния, а я решусь признаться хотя бы самому себе в том, что не хочу отпускать её домой. Но при этом хочу, чтобы она вернула семью, к которой так стремится».

Чтобы всё это стало правдой, действительно нужно было чудо. Я даже готов был поверить в эту несчастную гору, о которой ходило столько легенд. Готов был отправиться на Химицу!

Слишком долго копились беды в моей семье, а в тот самый миг, когда мне показалось, что что-то изменилось, что предвещающая беду тишина сменилась звонким женским голосом, всё опять погрузилось во мрак.

В голове снова зазвучали слова старой детской песенки, которую я напевал, пытаясь пробудить Минори и успокоить себя:

Почему я вспомнил именно её? Почему не маршевые песни самураев, которые с большей вероятностью могли поднять кого-то с постели? Почему не элегантные куплеты гейш, более уместные для слуха юной девушки? Ведь я знал немало и тех и других. Но почему-то хрипло пел про гору Химицу.