Книга Веди меня через бури горы Химицу, страница 135 – Мицуно Вацу

Алый цвет всегда к лицу горной буре Химицу…

Если детская песенка была верна, то я и впрямь нашёл таинственную гору. И умирал, не дойдя до неё совсем немного.

«Обидно…» – думал я, снова смежив веки. Сознание постепенно уплывало в безмятежный вечный покой.

Казалось, что смерть снимала с меня задубевшие от холода слои одежды и прижималась теплом к моему обнажённому телу. У смерти были женские нежные руки. И в то же время от тепла почему-то пахло зимой. Пахло Минори.

Каким бы сильным ни было желание поддаться освобождающему сну, куда больше я хотел ещё раз обнять мою упрямую гайдзинку. Это слово больше не казалось оскорблением. Оно звучало в мыслях милее любых ласковых прозвищ, потому что стало прочно ассоциироваться с беловолосой юки-онной.

И я сделал то, чего хотел.

Заставил себя напрячь руки, поднять их, скользнуть ладонями по нежной коже обнажённой девичьей спины, прижимая желанное тепло тела Минори ещё крепче к себе.

Она вздрогнула, что-то шепча. Её ладошки, согревающие мою грудь, переместились на плечи и начали меня трясти.

Я не хотел открывать глаза, боясь, что видение пропадёт, возвратив меня в одинокий холод, но Минори не считалась с моими желаниями.

– Открой глаза! – шептала она срывающимся голосом. – Не вздумай засыпать, слышишь?! Посмотри на меня!

Всё это звучало очень реально. Настолько, что я против воли разлепил опухшие веки, чтобы убедиться, что на самом деле Минори рядом со мной не было.

Но она была.

МИНОРИ

Когда через долгие часы ожидания Таичи подал признаки жизни, я думала, что они мне привиделись. Но он не просто вздрогнул или вздохнул чуть сильнее – он обнял меня.

Его тонкие пальцы с воинскими мозолями коснулись моей спины, заставляя прижаться к груди ещё сильнее. Я почти могла почувствовать кожей неровность его едва зажившего шрама.

Нао и тануки отстранились от тела самурая, позволяя мне одной яростно трясти его за плечи и шептать приказы очнуться.

Наглый мужлан сопротивлялся! Я видела, как подрагивали его веки, но открывать глаза он не спешил.

– Посмотри на меня!

Таичи замер. Казалось, в его разуме происходила какая-то борьба. Будто он принимал решение: стоит ли слушаться меня или нет.

«Наглый, невыносимый мужлан, если ты умрёшь – я тебя убью!» – мысленно обещала я, и затаив дыхание следила за движением оттаявших чёрных ресниц.

Наконец, его веки снова дрогнули и поднялись.

– Таичи… – прошептала я, пытаясь понять, насколько холод повлиял на его восприятие мира.

– Ми… Мин-н-нори? – голос самурая был жутким скрежетом.

– Это я! Я! Ты живой – всё хорошо!

– Эт-то сон? – спросил он, стуча зубами.

– Нет, ты упал в ущелье, видимо, потерял сознание. Мы пытались тебя отогреть… У тебя ничего не сломано? Ты чувствуешь всё тело?

Таичи на мгновение снова прикрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Он нахмурился, и его рука сдвинулась по моей спине чуть ниже – к талии. Затем он попытался пошевелить телом и согнуть ногу в колене.

Ему это удалось. А с учётом того, что я лежала на нём, обхватив всеми конечностями, бедро Таичи упёрлось между моих ног.

Он снова вздрогнул, открывая глаза и смотря на меня уже куда более осознанным взглядом. А затем прохрипел:

– Не зря я забыл в офуро «весенние картинки»…

Из груди вырвался истерический всхлип. Я впилась пальцами в плечи самурая и принялась стаскивать с нас вещи, которыми мы были укрыты, чтобы одеть его.