Книга Веди меня через бури горы Химицу, страница 73 – Мицуно Вацу

Медленно отодвинув дверь, я потушила единственную свечу в комнате и выскользнула в коридор. Спустя пару шагов по скрипучим половицам, укрытым перед зимой для тепла толстыми матами-татами, я оказалась у двери в сад.

«Так, это что? Улыбка удачи?» – мысленно просияла я, увидев, что дверь забыли задвинуть на ночь. За год мне, разумеется, удалось разобраться с её хитроумной задвижкой, но она всё равно открывалась слишком громко, а значит, могла меня выдать. Теперь же одной проблемой стало меньше.

Надев гэта и морщась от того, как они тёрли даже перебинтованные ноги, я тихонечко пошла по тропинке к воротам. Это был подозрительно лёгкий побег. Даже фонари вдоль крутых ступеней снова горели, освещая мне путь к деревне. «Так просто», – удивлялась я, почти жалея, что не решалась на такие ночные вылазки раньше.

Вот только удача была дамой с характером, и над теми, кто принимал её дары как должное, любила посмеяться. Но об этом я задумалась, только спустившись в деревню.

ТАИЧИ

Опустившись в офуро, я не смог сдержать тихого усталого вздоха. Путь от владений даймё до Гокаямы даже верхом был не самым простым и занимал почти неделю. Возвращаясь домой, я с нетерпением ждал возможности обнять мать, провести долгие часы, отмокая в воде, и заснуть на мягком футоне, вдали от от интриг двора нашего господина.

А что получил? Едва не погибшую на моих глазах гайдзинку и почти ставшую убийцей хозяйку дома Мацудайра.

«Как чувствовал, что надо спешить, – думал я, смывая с волос дорожную пыль. – Хорошо хоть даймё был милостив и отпустил домой на зиму». Просьба покинуть господина была позором для любого самурая, призванного служить ему. Посему сам просить о таком я бы не стал. Однако за меня всё решил случай – на даймё было совершено покушение. Мне посчастливилось дежурить в ту ночь у покоев и вступить в бой с синоби-но-моно^[36], нанятых убить его. Несмотря на то, что покушение удалось предотвратить, меня серьёзно ранили, о чём теперь вечно должен был напоминать всё ещё красный и зудящий от соприкосновения с горячей водой продольный шрам на груди.

Почти месяц я провёл под присмотром лекаря даймё, то идя на поправку, то вновь теряя связь с реальностью от лихорадки, начинавшейся из-за воспаления раны.

Я поморщился, погружаясь в воду с головой, словно мог смыть воспоминания о видениях, приходивших ко мне в бреду. Они были странными даже для такого состояния. Какие-то тени с неестественно длинными когтистыми пальцами то и дело приближались ко мне, но ни лекарь, ни навещавшие меня воины не видели их. Только я. Эти тени шептали: «Живи, Мацудайра. Твоё солнце должно замерзнуть её стараниями, а не так». Несмотря на бесконтрольный ужас, охватывавший меня с приближением теней, их визиты облегчали боль в груди, и вскоре рана начала затягиваться. Ещё месяц я не мог встать, а когда наконец вернулся к выполнению долга перед даймё, он, в благодарность за спасение его жизни, наградил мой удел свободой от налога на год и отослал меня зимовать с матерью.

Как это было принято, я трижды отказывался уезжать, хотя в глубине души хотел вернуться в Гокаяму. Не из-за трусости перед возможной угрозой жизни на службе даймё, но из-за волнения за мать. В конце концов, я оставил её одну то ли просто с повредившейся разумом гайдзинкой, то ли с ёкаем юки-онной. Оттого я и согласился покинуть господина и пустился галопом домой.