Книга Черный крестоносец, страница 269 – Алистер Маклин

Энрике добрался до центральной стойки, благополучно ее обогнул, прошел еще немного и замер в пятидесяти футах от меня. Во мраке сверкнули белые зубы – он улыбнулся, увидев, что я в ловушке и полностью в его власти. Наверное, это был один из лучших моментов в жизни безумца.

Он вновь стал продвигаться, понемногу сокращая расстояние. Остановился в двадцати футах, наклонился, опустил руки на балку, сел и сцепил снизу ноги, чтобы не упасть. На нем был весьма добротный костюм из итальянской рогожки, которому вряд ли пошла на пользу вся эта копоть, но ему, похоже, было все равно. Он поднял пистолет обеими руками и направил дуло мне в живот.

Я ничего не мог поделать. Заложил руки назад, оперся спиной о стену и замер, тщетно пытаясь сосредоточиться перед выстрелом. Смотрел на его руки и представлял, как побелели от напряжения пальцы. Сам того не желая, содрогнулся и закрыл глаза, всего на пару мгновений. Когда я снова их открыл, он опустил руку с оружием на балку и ухмылялся, глядя на меня.

Такого откровенного садизма и чудовищного жестокосердия я еще не встречал. Впрочем, этого следовало ожидать. Свирепый психопат, который засунул в глотку Клэндону конфету с цианидом, задушил Макдональда, не спеша затягивая веревку у него на шее, в кашу раздробил затылок миссис Турпин, замучил до смерти Истона Дерри и в придачу переломал ребра мне, – такое чудовище не упустит возможности получить изысканное удовольствие, наблюдая за медленной и мучительной смертью, даже если предсмертная агония будет вызвана не физической болью, а всепоглощающим страхом. Я хорошо представлял себе эти стеклянные глаза с неукротимой жаждой видеть страдания другого человека, я почти визуализировал искривившийся в зверином оскале рот. Он был кошкой, я – мышью, и он был намерен развлекаться до последней капли удовольствия от своей ужасной игры. Потом, увы, он все же будет вынужден выстрелить, но напоследок с радостью понаблюдает за тем, как упадет и разобьется о бетон и сталь мое тело.

Мне было очень страшно. Я отнюдь не герой, не умею храбро смотреть в лицо неминуемой смерти и не верю, что на это способен кто-либо другой. От ужаса я едва мог пошевелиться, и этот физический ступор перекинулся на психику, однако постепенно оцепенение тела и разума прошло и сменилось внезапно хлынувшим теплым потоком чистого гнева, злости за то, что моя собственная жизнь и судьба Мэри зависели от прихоти этого недочеловека.

В этот миг я вспомнил, что у меня есть нож.

Пальцы правой руки все еще болели, но уже двигались. Я медленно свел руки за спиной, дотянулся до левого рукава и схватил рукоятку ножа. Энрике вновь взял пистолет и, по-звериному ощерившись, направил дуло мне в голову, а я тем временем продолжал понемногу вытягивать нож. Глухонемой не спешил убивать меня, желая получить как можно больше удовольствия от игры, прежде чем ему наскучит и он поставит на мне жирный крест, нажав на спусковой крючок.

Энрике вновь опустил пистолет, покрепче сцепил щиколотки под балкой, левой рукой залез в карман куртки и выудил оттуда пачку сигарет и спички. Он улыбался во весь рот, этот сумасшедший, достигший апогея, кульминационной точки изощренной пытки, этот убийца, позволивший себе роскошь наслаждаться моментом, пока дрожащая от неизвестности жертва ожидает неминуемой смерти. И все это он срежиссировал лично.