Книга Черный крестоносец, страница 412 – Алистер Маклин

– Индейцев можно умиротворить, не только проделывая в них дырки, но и массой других способов. Я попросил губернатора, – Пирс кивнул на Фэрчайлда, – назначить меня представителем правительства на индейских территориях. Так что теперь улаживаю разногласия между белыми и краснокожими, провожу границы резерваций, пытаюсь пресечь торговлю оружием и виски и слежу за тем, чтобы нежелательные белые изгонялись с их земель. – Он улыбнулся. – Впрочем, я и так занимаюсь всем этим как маршал. Работа движется медленно, но некоторого прогресса я уже добился. Думаю, пайюты мне почти доверяют. Что, кстати, напомнило мне… – Пирс повернулся к другому столу. – Полковник!

Клермонт вопросительно приподнял бровь.

– Пожалуй, сэр, не помешает задернуть шторы. Мы въезжаем на враждебную территорию, так что незачем привлекать к себе излишнее внимание.

– Уже? Что ж, вам виднее. Генри! Ты слышал? Исполняй, а затем передай сержанту Беллью сделать то же самое.

Пибоди, лицо которого выражало глубокую озабоченность, потянул Пирса за рукав:

– Вы сказали «враждебная территория»? Враждебные индейцы?

– Как правило, их называют просто врагами.

Равнодушие маршала только обострило страхи священника.

– Но… вы же сказали, что они вам доверяют!

– Все верно. Мне они доверяют.

– А! – Смысл восклицания Пибоди остался неясен, однако более детальных комментариев от него не последовало. Он лишь несколько раз быстро сглотнул и погрузился в молчание.

В салоне Генри подал кофе, в то время как О’Брайен продемонстрировал завидную расторопность в разливании бренди и ликера из винного шкафа. Так как все окна были закрыты, а верхняя часть печки раскалилась до темно-красного цвета, температура в салоне поднялась выше двадцати пяти градусов, однако никому из присутствующих это, похоже, чрезмерного дискомфорта не доставляло. На фронтире чрезмерная жара и холод являлись непреложной составляющей быта, а потому воспринимались достаточно равнодушно. Зеленые бархатные шторы уже плотно задернули. Дикин открыл глаза и приподнялся на локте, явственно устав сохранять неудобную позу, но, поскольку неудобство наравне с жарой и холодом тоже было неотъемлемой частью жизни на фронтире, помимо эпизодических тревожных взглядов Марики, внимания ему выпадало совсем чуть-чуть, а сочувствия и того меньше. Немного поболтав о всяких пустяках, доктор Молиньё поставил стакан на столик, поднялся и потянулся, тактично прикрыв зевок.

– Позвольте откланяться, – объявил он. – Завтра у меня трудный день, и старику вроде меня необходимо как следует выспаться.

– Трудный день, доктор Молиньё? – вежливо поинтересовалась Марика.

– Увы. Основную часть медицинских припасов, размещенных в грузовом вагоне, мы получили только вчера в Огдене. Нужно все проверить до прибытия в форт Гумбольдт.

Марика с удивлением посмотрела на доктора:

– Но зачем так спешить, доктор? Неужели нельзя провести проверку по прибытии на место? – Немедленного ответа не последовало, и тогда она с улыбкой добавила: – Или эта эпидемия в форте испанки, или гастрического гриппа, или как там вы ее назвали, уже вышла из-под контроля?

Однако Молиньё и не думал улыбаться в ответ.

– Эпидемия в форте Гумбольдт… – Он вдруг осекся, задумчиво посмотрел на Марику, затем повернулся к Клермонту. – Считаю дальнейшее утаивание не только бессмысленным и несерьезным, но и откровенно оскорбительным по отношению к разумным взрослым людям. Согласен, ранее секретность была необходима в целях недопущения нагнетания излишних страхов… хм… если угодно, вполне обоснованных страхов, однако пассажиры поезда теперь отрезаны от остального мира и будут оставаться таковыми до нашего прибытия в форт, где так или иначе узнают правду…