Книга Веди меня через бури горы Химицу, страница 46 – Мицуно Вацу

– Ах, да, сынок, – оторвала меня от мрачных мыслей мать. – Не заговаривай с нашей гостьей. А ещё лучше, поживи в пристройке, пока она здесь.

– Почему? – с подозрением спросил я, будучи уверенным, что проницательная женщина снова угадала мои мысли.

Но её ответ меня удивил:

– Потому что легенды про вырванное сердце не всегда буквальны, – тихо сказала она. – Юки-онны могут выглядеть… непривычно нашему глазу, но нельзя отрицать, что они красивы. И я хочу защитить твоё сердце.

– Разве не этого вы хотите? Если она околдует меня и станет частью рода, то и её блага будут вечно с нами, – усмехнулся я.

– Нет, – мрачно ответила мать. – Легенд о любви к юки-онне, которые не заканчивались бы смертью, не существует.

– В таком случае, вам не о чем переживать. Полуодетая незнакомка из леса, скудно говорящая на нашем языке, зато дерзко кричащая, как мужчина, не сможет склонить меня к браку.

– Доброй ночи, Таичи, – кивнула мать, ничего не отвечая на мои слова.

– Доброй ночи.

Перед тем, как отправиться досыпать оставшуюся часть ночи, я всё же заглянул в соседнюю комнату. Снега больше не было. Беловолосая девушка мирно спала, свернувшись на футоне и подложив ладони под голову.

Раны на ней и правда выглядели лучше, но не казались полностью зажившими, как в момент нашего с матерью и служанкой помутнения. Она выглядела обычной. Даже белые волосы в темноте можно было принять за русые.

«Да какой же она ёкай, раз позволила везти себя на лошади так, как вёз я? Скорее всего, снег всё-таки шёл только в наших головах из-за трав госпожи Мадоки. А эта девица – просто дочь какого-то моряка-гайдзина и местной женщины». Останавливаться на таких выводах было нельзя, ведь добиться правды я мог, только допросив чужачку. Но пока эти размышления помогали мне заснуть.

А во сне я видел снежную бурю и горные склоны, с которых падал в бесконечную пропасть.

Немая сцена: я сижу на футоне, прижимая тонкое одеяло к груди. В дверях комнаты, похожей на комнату мамы, но всё-таки другой, стоит женщина, которую я уже видела в момент одного из пробуждений. Рядом с ней трясётся молоденькая девушка в светлом кимоно. Мы все смотрим друг на друга, потом отводим взгляды и снова смотрим.

Описанная сцена продолжалась не меньше минуты, что в гробовой тишине – довольно долгий срок. А поскольку никто не спешил нарушать молчание, я взяла эту незавидную участь на себя.

– Здравствуйте?..

Женщины переглянулись, и я поняла, что на английском они явно не говорили.

– Конничива?

Вторая попытка была уже успешнее. Старшая женщина с выбеленным лицом коротко поклонилась, говоря слова приветствия, куда более длинные, чем я могла понять. Младшая же просто пискнула что-то неразборчивое.

Всё это происходило сразу после того, как я окончательно очнулась и впервые с момента ухода из Сакуры чувствовала себя хорошо.

– Вы говорите на нашем языке, госпожа? – медленно и чётко спросила старшая.

– Немного говорю. Медленно, – ответила я.

С чистым разумом вспоминать язык было легче, как и понимать его.

– Меня зовут Мацудайра Изуми. Это Аяка, одна из прилежных слуг этого дома. Мы рады, что наши стены и крыша смогли стать вашим убежищем, госпожа, – женщины поклонились, сложив руки перед собой под широкими рукавами кимоно.